Темнота. Кошмары.
Снится вязкое, прозрачное, но бездонное болото. Разбитые кирпичные дома и тальник, под слоем ила и глины. Булькающая и журчащая вода – прямо передо мной болото становится родником, но ещё глубже и опаснее.
Не оступиться. Надо выйти. Идти.
Навстречу женщина, разрывающая плюшевую игрушку. Не надо, пожалуйста. Тревога усиливается.
Будильник.
Темнота. Белое кружево штор. Тёплые руки сильнее прижавшие к себе от потревожившего звона.
Пошатывает. Тепло батареи и прикосновение лёгкой ткани любимого восточного халата.
За окном ветер. Крылья за спиной, сами по себе укрывают меня.
Закипающий чайник. Обеспокоенный взгляд. Завтракает, рассказывая, как взрослые дяденьки (под 50 лет) играются в компьютерные игрушки и обсуждают «Ежика в Тумане».
Смеюсь.
Да. Понимаю. Он хочет меня порадовать и успокоить.
Недопитая кружка кофе на столике. Смятая пустая постель. Исписанные тетрадные листы и чёрная ручка. Ворон на перилах подоконника, неторопливо, надменно смотрящий вниз, на пробегающих людей и суетливые машины.
Мельница. [Алхимия].
И снег…
Долгожданный белый снег. Сначала мелким порохом. Потом – большими мягкими хлопьями.
Есть во мне слепая вера в то, что с его появлением, всё наладится.
Глупость, но так он на меня действует.
Горечь, страх и боль отступает. Пустота задерживается, но теперь, она дарит надежду. На лучшее, на удачное. В такие моменты понимаю, что все сомнения, слёзы и боль – это издержки обучения свободе и жизни.
Здесь другой город, другой ритм, другие проблемы, абсолютно не похожее мышление. Я хорошо понимаю, что чужая здесь. Не нужная и не понятная.
До сих пор, на меня смотрят с удивлением, порой ахуем и непониманием.
Но так же хорошо, я понимаю, что если сдамся, легче, проще и лучше не станет.
Не за тем, мы всё это начали. Не за тем.

Снится вязкое, прозрачное, но бездонное болото. Разбитые кирпичные дома и тальник, под слоем ила и глины. Булькающая и журчащая вода – прямо передо мной болото становится родником, но ещё глубже и опаснее.
Не оступиться. Надо выйти. Идти.
Навстречу женщина, разрывающая плюшевую игрушку. Не надо, пожалуйста. Тревога усиливается.
Будильник.
Темнота. Белое кружево штор. Тёплые руки сильнее прижавшие к себе от потревожившего звона.
Пошатывает. Тепло батареи и прикосновение лёгкой ткани любимого восточного халата.
За окном ветер. Крылья за спиной, сами по себе укрывают меня.
Закипающий чайник. Обеспокоенный взгляд. Завтракает, рассказывая, как взрослые дяденьки (под 50 лет) играются в компьютерные игрушки и обсуждают «Ежика в Тумане».
Смеюсь.
Да. Понимаю. Он хочет меня порадовать и успокоить.
Недопитая кружка кофе на столике. Смятая пустая постель. Исписанные тетрадные листы и чёрная ручка. Ворон на перилах подоконника, неторопливо, надменно смотрящий вниз, на пробегающих людей и суетливые машины.
Мельница. [Алхимия].
И снег…
Долгожданный белый снег. Сначала мелким порохом. Потом – большими мягкими хлопьями.
Есть во мне слепая вера в то, что с его появлением, всё наладится.
Глупость, но так он на меня действует.
Горечь, страх и боль отступает. Пустота задерживается, но теперь, она дарит надежду. На лучшее, на удачное. В такие моменты понимаю, что все сомнения, слёзы и боль – это издержки обучения свободе и жизни.
Здесь другой город, другой ритм, другие проблемы, абсолютно не похожее мышление. Я хорошо понимаю, что чужая здесь. Не нужная и не понятная.
До сих пор, на меня смотрят с удивлением, порой ахуем и непониманием.
Но так же хорошо, я понимаю, что если сдамся, легче, проще и лучше не станет.
Не за тем, мы всё это начали. Не за тем.

Есть во мне слепая вера в то, что с его появлением, всё наладится.
Глупость, но так он на меня действует.
У меня также. Когда осень промозглая осень переходит в снежную, я замираю и становится легче.
Очень хочется, чтобы слякоть и мерзость наконец-то застелило белым ковром...